ЖИТЕЛЬ БЕРДИЧЕВА ОЛЕГ МУДРУК: «В МЕДЧАСТЬ Я ПРИШЕЛ В БЕРЦАХ И ТРУСАХ – ОСТАЛЬНАЯ ОДЕЖДА СГОРЕЛА ВМЕСТЕ… С МОЕЙ КОЖЕЙ»
Парню, который получил 50% ожогов тела, врачи практически не давали шансов и готовили к ампутации правой руки. А он, спустя четыре месяца вернулся из больницы целехонький и… женился.
История спасения бойца 26-й артиллерийской бригады кажется невероятной. Житель Бердичева Житомирской области Олег Мудрук получив при минометном обстреле 50% ожогов тела, без каких-либо обезболивающих медикаментов(!) превозмогая чудовищную боль почти сутки добирался к своим. Сегодня парень и сам не знает, где брал силы, чтобы идти вперёд.
— Я ушел в АТО с первой волной мобилизации, — рассказывает 27-летний Олег Мудрук. — Был наводчиком самоходной установки 26-й Бердичевской артиллерийской бригады. Воевал, как все, разное бывало. Но самым жутким оказался день восьмое августа. Хотя все началось еще ночью. Когда мы находились под Савур могилой, примерно около трех часов ночи начался мощный миномётный обстрел. Помню, увидел ярко-зеленую вспышку, и наша машина тут же загорелась. В самоходку угодил снаряд. Два моих товарища погибли моментально, третьего изрешетило осколками и взрывной волной отбросило далеко в кусты. Четвёртый невероятный образом остался цел, а я загорелся. Одежда полыхала, но я ее не тушил, первым делом нужно было выбраться наружу. Снаряд попал прямо в башню, и заклинило люк. Мне понадобилось немало усилий, чтобы его открыть.
Одежда продолжала гореть, клочья на рукавах болтались и препятствовали расклинивать люк. Для того, чтобы лоскутья не мешали, я срывал их… вместе с кожей. Наконец, раскаленный от огня люк поддался и я выпал наружу. Двое оставшихся в живых однополчан подбежали ко мне и пылающего(!) поволокли подальше от самоходки. Едва мы оказались на безопасном расстоянии, самоходка рванула. В машине было множество боеприпасов, взрываясь, они светились фейерверками и разлетались на солидное расстояние. Если бы мы на тот момент находились вблизи самоходки, то от нас не осталось бы даже пепла.
Наконец меня потушили. То, что я чувствовал, не передать словами. Это была не просто боль, а ощущение одной сплошной раны. Тело жгло до такой степени, что не хотелось жить. Не было хоть какого-нибудь обезболивающего лекарства, аптечка сгорела вместе с машиной.
Из-за сплошной тьмы бойцы не решились на ощупь искать своих, стали дожидаться утра.
— Одна мысль о плене вводила в ужас, — продолжает Олег. – Уж лучше умереть от ожогов, чем унижений. В начале шестого утра товарищи попытались взять меня под руки, чтобы идти вперед. Я сказал, что буду пробовать ступать самостоятельно, потому что их прикосновения причиняют дополнительные страдания.
Мы шли не по дороге, а кустами, чтобы не нарваться на боевиков. Ветки безжалостно хлестали меня по голой спине, или вернее по тому, что от нее осталось. А еще докучали мухи, которых приманивала сожжённая плоть. Мух было огромное множество, я не мог от них отгоняться. Позже врачи будут не только накладывать мне новую кожу, но и чистить гной. Его было столько, что он буквально лился по ногам. Злейшему врагу не пожелаю гореть заживо. Если честно, то не знаю, как все это терпел. Постоянно думал о маме, о том, что она не переживет известие о моей смерти. Я должен был превозмогать боль и идти вперед ради нее.
В это время мама Олега не находила себе места, уже несколько дней ее сын не давал о себе весточки. Женщина не понимала, почему он молчит. К тому же именно в этот день у нее вдруг ни с того ни с сего утром порвалась серебряная цепочка, которую сын подарил. Мать пришла на работу сама не своя. Неужели военных опять повезли… на внеплановые учения?
— Ведь я до самого госпиталя не знала, что сын воюет на Донбассе, — сокрушается 49-летняя Елена Мудрук. – Он ничего ни мне, ни отцу не говорил. Часто Олег звонил с разных номеров, объяснял, что телефон разряжен. Убеждал, что с ним все хорошо, он находится в центральной части страны. Просил, чтобы не тревожилась. На вопрос, почему звонит не из своего номера, отвечал, что иногда их отправляют на учения… в поле, и тогда он не может зарядить телефон. Даже в отпуск приезжал и ни слова не проронил о том, что воюет.
Не скоро я узнала, что сын звонил мне только тогда, когда утихали минометные обстрелы. Он очень не хотел, чтобы я услышала взрывы и обо всем догадалась. Когда спросила, для чего он все скрывал, Олег ответил: «Мама, это разве что-нибудь изменило? Ты бы только еще больше беспокоилась, волновался бы я, а на войне нужна холодная голова и трезвое мышление»
Но разговоры с мамой были потом, а сейчас Олег настойчиво добирался к своим.
— Идти быстро не получалось, боль не отпускала меня, — продолжает Олег Мудрук. – От перенапряжения сердце вырывалось наружу. Оно не было покрыто кожей и мне казалось, что оно действительно сейчас не удержится и упадет на землю. Час от часу я просил товарищей, чтобы немного постоять, перевести дыхание. Кроме того, очень хотелось пить. Наконец, в овражке мы заметили лужу и набросились на нее, словно увидели колодец с чистой водой. Вода была черной, с жуткими осадками, но мы радовались и этому. Утолив жажду, отправились дальше.
Издали приметили населенный пункт и взяли курс на него. Когда вошли в село, оно оказалось безлюдным. По дворам ходили гуси, куры, кошки, лаяли собаки, но людей не было видно. Бросились в глаза разграбленные дома, через выбитые двери и окна проглядывала пустошь. Злодеи вынесли все, даже мебель и стеклопакеты, не говоря уже о бытовой технике. Другие дома были сожжены или разрушены снарядами.
Когда вышли за село, на дороге заметили гусеничные следы, однако откуда и куда они вели трудно угадать. Недолго думая, пошли за ними. Как выяснилось позже, мы сами отправились в плен. К счастью, нас окликнула бабушка, которая вышла из крайней хаты. Она сказала, что мы идем не в ту сторону, там, куда мы держим путь, ждут в засаде террористы. «А вы, сразу видно, что не бандиты, — сделала вывод старушка. – Те ищут, чем поживится, а вы мимо идете, в дома не заходите, значит, наши военные. В нескольких километрах отсюда блокпост, там вам окажут помощь. Только быстрее идите, как бы бандиты вас не настигли» Она нас напоила, дала с собой бутылку воды, и мы пошли в сторону блокпоста. Когда к нему добрались, то… в ужасе присели. Никого из живых здесь не осталось, только лежало множество трупов наших ребят. По догоравшей БМП сделали заключение, что бой закончился совсем недавно. От горечи слезы лились из глаз, но задерживаться мы не могли. Если бабушка права, то боевики могли обнаружить нас. Надеюсь, что погибших удалось забрать и похоронить по-человечески.
Только мы собрались в путь, как услышали шорох. Нас заметил оставшийся в живых боец, ранее охранявший этот разбитый блокпост. Он обнял нас и заплакал. У бойца оказалась при себе ампула с антибиотиком, он сделал мне укол и мы пошли дальше все вместе. Почти через сутки добрались к своим, в Амвросиевку. Когда санитары увидели меня, то обмерли. В медчасть я пришел в берцах и пропаленных трусах – остальная одежда сгорела вместе… с кожей. Остатки синтетической балаклавы приклеились к голове, позже врачам пришлось их сдирать с кожей. У меня фактически не было лица. Помню, врач произнес: «За что этот парень перенес такие муки?» После этого я потерял сознание. Что было дальше знаю только со слов моих товарищей.
Вертолетом раненого Олега Мудрука направили в Запорожскую область, а оттуда в Днепропетровский ожоговый центр. Когда в больнице парень пришел в себя, то попросил позвонить маме. Ни самостоятельно набрать номер, ни держать трубку, он не мог. Все делали медсестры. Олег попросил ничего не рассказывать матери, не пугать, а за это «угощал» сестричек анекдотами.
— Когда пришел в себя, то заметил, что весь перемотанный, — говорит Олег. – Голова и один глаз тоже были в бинтах. Я поинтересовался, что с моим глазом, почему он не открывается. Медсестра сказала, что врачи должны приложат максимум усилий, чтобы его спасти. Тогда попросил набрать номер мамы, когда ее услышал, попросил приехать. Сказал, что у меня ничего серьезного, просто очень сильно заскучал.
— Признаться, я ехала к сыну, не догадываясь насколько все серьёзно, — признается Елена Мудрук. – Муж знал, что Олег сильно обгорел, но ничего мне не сказал, не хотел, чтобы я лишний день рыдала. Оказывается, супруг после того, как Олег перестал отвечать на звонки, созвонился с его однополчанами. Те сообщили, что он находится в ожоговом центре. Мы стразу же отправились к нему. Муж уверял, что с Олегом ничего страшного, обычная контузия, он уже идет на поправку. Я была сравнительно спокойная, потому что ехала забирать сына домой.
Вся правда всплыла, когда я узнала, что сын находится в реанимации. Перед тем, как меня пустить к Олегу, врач прочитал лекцию, как себя с ним вести. Помню, когда увидела сыночка всего в бинтах, у меня подкосились ноги, хотелось выть, но я сдержалась. Врач крепко-накрепко запретил показывать свое беспокойство. Дрожащим голосом, еле сдерживая эмоции, сказала сыночку, что все хорошо, врачи подымут его на ноги. Потом вышла на улицу, упала на землю и громко зарыдала. Вволю выплакавшись, пошла к врачу, узнать истинное состояние моего ребенка. Медик сказал, что ожоги очень глубокие, кожа сама не восстановиться, нужно делать пересадку. Будут спасать руку, ухо и нос, но надежд мало. Я воскликнула, что это за прогнозы такие, ведь сын живой, разговаривает со мной! Тогда доктор предложил посмотреть на Олега, когда он без бинтов. То, что предстало передо мной, было хуже ужаса. Врач говорит, вы видите ухо и руку, я не даю вам на них гарантию. Я спрашиваю, а на что вы даете гарантию, врач ответил: «Ни на что»
Сыночку делали пересадку за пересадкой, через несколько дней мы с доктором осматривали эти места, следили как они приживаются. Врач говорит: «Вот здесь хорошо и здесь замечательно, а за это место нужно еще поволноваться» Я смотрю на все это и думаю, где здесь «хорошего», оно как было страшное такое и осталось. Конечно же, я была неправа.
— Финансово вам помогали? – интересуюсь у женщины.
— Соседи, знакомые помогали, деньги выделил Бердичевский горсовет, — отвечает Елена Николаевна. — Но больше всего оказали помощь волонтеры, если бы не они, то даже не знаю, чем бы все закончилось. Один день в реанимации обходился в пятнадцать тысяч гривен. Ежедневно мне приносили эту сумму и клали на тумбочку. Волонтеры постоянно интересовались всего ли достаточно, в чем еще мы нуждаемся. Я чрезвычайно благодарна этим людям, за их участие, за спасение моего сына.
О беде односельчанина узнала Татьяна. Ранее Олег с девушкой общались в социальных сетях. Между молодыми людьми была только дружба. Но когда Татьяна узнала о тяжелом ранении парня, то поняла, что любит его и тут же примчалась в Днепропетровск.
— Я встретила будущую невестку на пороге больницы, — рассказывает Елена Николаевна. – Предупредила ее, что он очень тяжелый. Просила, чтобы не было истерик, чтобы держала себя в руках. Когда Таня переступила порог больничной палаты, Олег очень обрадовался. На второй день он сделал ей предложение. Она согласилась выйти за него замуж, но тогда я не воспринимала это серьезно.
Таня говорит, что в больнице узнала любимого только по глазам.
— Все остальное было завернуто бинтами, в том числе голова, — рассказывает девушка. – Помню, слезы без спроса потекли из глаз. Олег тоже плакал. Я сказала ему, что все будет хорошо, мы выкарабкаемся. Я буду рядом. Перевязанный с ног до головы Олег сделал мне предложение и я, не раздумывая ответила согласием. Торжественное предложение было немного позже. С охапкой роз он ожидал меня на перроне, встречая меня с работы, и там же, стоя на коленях при всем народе попросил руки.
В Днепропетровске Татьяна несколько дней ухаживала за Олегом, а потом уехала домой, нужно было возвращаться на работу. С Олегом неотлучно оставалась его мама. Елена Николаевна полтора месяца жила в Днепропетровской больнице, в одной палате с сыном. Кормила его из ложечки и молилась, чтобы он выжил.
— Сын практически не двигался, поэтому кроме кормления и всего прочего, нужно было его приподнимать хоть на несколько минут. Когда я поднимала его, то приклеивалась к нему, а перед этим его нельзя было приклеенного оторвать от кровати. Поэтому я сначала отмачивала бинты, чтобы можно было хоть немного его подержать в воздухе, дать спине отдохнуть на мгновение. Олег стойко все переносил, хотя я видела его слезы, его страдания от боли. Смотрела на муки сына и спрашивала, где находится та граница человеческих страданий, где она заканчивается?
Поначалу сына вообще не за что было взять, он вздрагивал при малейшем прикосновении к спине, рукам, голове, шее. К счастью, с каждым днем ему ставало легче, раны заживали. Понемногу восстанавливалась сильно пострадавшая правая рука, прижилось ухо, нос.
Из Днепропетровска Олега Мудрука перевезли в Житомирский госпиталь. Здесь Татьяна, будущая жена, от него не отходила. В один момент парень позвонил из больницы матери и велел готовиться к свадьбе. Уже, мол, и заявление подано.
– Я говорю сыночек, может, повременим, ведь ты еще очень слаб, — вспоминает Елена Мудрук. — Олег ответил, что настроен решительно и откладывать не собирается. А через несколько дней мы поехали на рынок покупать все необходимое для торжества. На рынке было уйма народу, шумно, все галдят. И тут у девочки, что проходила мимо нас, лопнул воздушный шарик. Олег тут же упал на землю и руками накрыл голову. Вся толпа замерла, несколько минут на рынке можно было услышать, как пролетит муха. Люди поняли, что парень вернулся из АТО. Никто не сказал ни единого дурного слова, я не видела косового взгляда в нашу сторону, только сочувствие.
После этого случая свадьбу пришлось отложить на две недели, ровно столько Олег Мудрук провел в психиатрической больнице. Раненому бойцу врачи восстанавливали нервы. Сегодня парень проходит реабилитацию. Для того, чтобы заживали рубцы, принимает специальные ванны, мази, другие медикаменты. Олег может держать правой рукой чашку, правда рука еще как следует не сгибается, но он верит, что все будет хорошо. Молодой супруг признается, что во время бракосочетания пришлось постараться, чтобы правой рукой поставить свою подпись в брачном свидетельстве. А еще болел обожжённый палец, на который супруга одевала обручальное кольцо.
— Как вы сейчас себя чувствуете? – интересуюсь у бойца.
— Как новорожденный, — улыбается Олег Мудрук. – Судите сами, у меня все новое – семья, кожа. Я вернулся с того света. Видно Бог решил, что я на земле еще пригожусь…
Ленина БЫЧКОВСКАЯ
Фото из семейного архива
